На пороге столетия

На пороге столетия

На пороге столетия
На пороге столетия
7 марта заслуженный архитектор Российской Федерации Римма Алдонина отмечает юбилей – 95 лет. Римма Петровна оставила значимый след в столичной архитектуре. Несмотря на то что пик ее профессиональной деятельности пришелся на годы так называемого застоя, она как могла боролась с безликим однообразием панельных близнецов. Даже в то время ей удавалось создавать знаковые проекты, которые профессиональное сообщество ассоциирует только с ее именем. Например, знаменитые «паруса» – комплекс домов переменной этажности на Нагатинской набережной или шумозащищенные жилые здания на улице Большие Каменщики. Сейчас Римма Петровна – востребованный автор детских книг, герой литературных вечеров. В свои 95 лет она активный пользователь соцсетей и прекрасный виртуальный собеседник. Удалось поговорить с юбиляром и корреспонденту «Московской перспективы».

Римма Петровна, вы единственная женщина, руководившая архитектурной мастерской, за всю историю «Моспроекта». Как вы думаете, с чем это связано?
– Для меня новое назначение было совершенно неожиданным. Сложилась стойкая традиция, что руководители мастерских – мужчины. В институте «Моспроект-1» даже женщины-бригадиры были редкостью. Я думаю, что руководство института решилось пойти на этот эксперимент с улыбкой, чтобы посмотреть, что выйдет. Вскоре после назначения директор вызвал меня в кабинет. Ну, думаю, наверно спросит, как я себя чувствую в новой должности. Ничего подобного! В то время наша мастерская отвечала за район Тушино, кому-то понадобилось там место для гаража. Для этого он меня и вызвал.

Практически на старте вашей карьеры, в 1956 году, было принято постановление «Об излишествах». После периода расцвета сталинского ампира в архитектуре наступили аскетичные времена. Как это повлияло на реализацию проектов?
– Да, это постановление развеяло много надежд и иллюзий. Архитектуру полностью подчинили плановой экономике. У меня не осуществились интересные индивидуальные проекты: дворцы культуры, стадион и прочее. Строительство жилья превратилось в убогое повторение в разных местах одних и тех же типовых проектов. Там, где это было возможно, я старалась внести новое. Например, в комплексе домов на улице Большие Каменщики, на Нагатинской набережной, набережной Химкинского водохранилища и других. Довольно значительной была работа по созданию серии квадратных 9–13-этажных домов башенного типа для точечной застройки. Их даже прозвали «башни Алдониной». Они повторены более сотни раз и встречаются почти во всех районах Москвы.

Вы не только проектировали новые дома, но и восстанавливали поврежденные. Так вы воссоздали памятник конструктивизма – ДК «ЗИЛ», коллективный проект братьев Весниных. Здание пострадало в войну во время бомбежки. Как работалось в этих стенах? Сохранились ли к тому времени чертежи архитекторов?
– Это была очень интересная задача. Сразу после бомбежки уже была одна реставрация, но ее почему-то провели в стиле «ренессанса», добавив откровенно чуждых деталей. Получается, что моя команда старалась воссоздать исходный облик. Мы видели «синьки» старых веснинских чертежей, где деревянные перекрытия еще утеплялись мхом. В работе везде старались сохранить дух авторов, несмотря на новые требования жизни, восстановили ряд утраченных деталей. Недавно я посетила ДК «ЗИЛ», теперь Культурный центр ЗИЛ. Сколько там за прошедшие полвека испорчено! Декоративные светильники в вестибюле по стилю достойны провинциального ресторана, на стенах – дикий розовый цвет. В бывшем кафе была большая решетка из литого стекла и многометровая уникальная люстра. Они исчезли, никто не знает, где они. Так что «не говорите мне о нем», я получила еще один удар, связанный с архитектурой.

Говоря про «еще один удар», вы подразумеваете то, как в начале нулевых, в период точечной застройки, обошлись с вашим проектом – многоступенчатыми «парусами» на Нагатинской набережной? Ансамбль стал символом района Нагатинский Затон. Бело-голубые пирамидальные здания открывались взору пассажиров метро, когда состав вырывался из тоннеля на открытый участок Нагатинского метромоста…
– Да, в начале нулевых годов, на местах, где нашим проектом предусматривались, но не были построены детский сад и магазин, поставили несколько 22-этажных домов. Они исказили силуэт набережной, похожий на горную гряду, за который мы так долго боролись. Кроме того, что наш проект хорошо вписался в ткань района, это был практически первый пример разноуровневой, индивидуальной застройки квартала. Сейчас это общее правило, но мы долго искали и отстаивали право на такой формат, наша концепция реализовывалась в период диктата массовых однотипных панелей. К моменту, когда в нулевых там начали строительство башен, которые буквально «разрезали» поперек нашу цепочку зданий, я была на пенсии. Но ведь жива! Были еще живы и некоторые мои коллеги-соавторы. Со мной не только не посоветовались, но даже не поставили в известность, я просто увидела – я живу недалеко, через реку – стрелы башенных кранов. Конечно, я очень переживала!

В архитектурном путеводителе «Москва» Нагатинская набережная названа в числе двухсот наиболее интересных произведений столичной архитектуры. Это правда, что вы не стали подавать заявки на архитектурные премии, так как не была реализована, как сейчас принято говорить, комплексная программа развития территории? Проектом были предусмотрены не только «паруса», но и детские сады, магазины, объекты соцкультбыта…
– Совершенно верно. Я считала, что мы не имеем права подавать на премию незавершенную застройку, ждала и верила, что когда-то проект реализуют полностью. Ну вот и дождалась – появились эти башни и еще одна пародия на «парус». Все это так же уместно на той береговой линии, как и чемодан на накрытом обеденном столе.

В 1986 году состоялся ваш литературный дебют. Вы – член Союза писателей России. В книге «Исаакиевский собор» объединились ваш литературный талант и фундаментальные знания архитектуры. А сейчас вы себя с кем профессионально ассоциируете – с архитекторами или писателями?
– Да, в какой-то момент я начала писать. Если что-то написано, то хочется это опубликовать, чтобы оно дошло до адресата. Постепенно, с трудом я входила в новую для себя среду детской литературы с ее молодыми писателями, издателями и законами жанра. В моем возрасте это было нелегко. Уже издано почти сорок моих детских книжек: и познавательных (многие об архитектуре), и художественных в стихах и в прозе. Четыре познавательные книжки мы написали в соавторстве с моей дочерью Ольгой Сазоновой, тоже архитектором. И я снова активно выступала теперь уже перед детьми в библиотеках и на литературных «кострах» в Переделкино. И снова в моей жизни звучал смех, я видела улыбки. Конечно, списки книг и архитектурных работ нельзя сравнивать, это совсем разные категории. Наверное, у меня теперь две профессии.

Под «новыми выступлениями» вы имеете в виду ваше многолетнее участие в коллективе «Кохинор и Рейсшинка», который состоял преимущественно из архитекторов? Выражаясь современным языком, это был архитектурный «Камеди Клаб». Коллектив более полувека выступал с сатирическими номерами, критикуя плановую экономику и градостроительную бюрократию. Это было настолько ярко и профессионально, что вас пригласили в «Голубой огонек».
– В 1953 году в комитете комсомола «Моспроекта» собрались талантливые остроумные молодые архитекторы и задумали создать ансамбль из двух хоров – мужского «Кохинор» и женского «Рейсшинка». И понеслось! Партия провозглашала: «Критику в массы!» Мы и критиковали. Вскоре в коллектив влился инженер-конструктор Александр Хейфец – блестящий музыкант-импровизатор, основа многоголосья хора. Игорь Покровский – дирижер и постановщик «Кохинора», прозванный нами Завсмыслом. Он создавал вместе с Хейфецем блестящие попурри «Таратории». Великолепный баритон Воля Косаржевский оказался и отличным организатором и «мотором» коллектива. Каждый вносил лепту в успех концерта. Развернулись артистические таланты архитекторов: Льва Соколова, Октябрины Лебедевой, Вячеслава Кувырдина, Юрия Арндта, который сам писал и исполнял свои «басни» в прозе, и других. Я пела «жестокие архитектурные романсы» под именем Римма Черная и отвечала за коллектив «Рейсшинки». Авторы сатирических текстов, рисковали карьерой и буквально ходили по лезвию ножа, но без их острых реплик не было бы и успеха коллектива. Тексты, ненадолго отрываясь от кульмана, писали Юлий Ранинский, Анатолий Шайхет, Валентин Уткин, Феликс Новиков и многие другие архитекторы. На одну из репетиций прибыла комиссия парткома Союза архитекторов принимать новую программу, это было в доме отдыха «Суханово». В это время там же оказались Андрей Миронов с Ларисой Голубкиной, Михаил Державин и Александр Ширвиндт. Они присоединились к просмотру. Артисты так хохотали, а Миронов буквально со стула сползал, что комиссия программу не принять не могла. Но почти с самого начала существования ансамблей партийные органы дали четкую установку: «Выступайте только в творческих домах!» После 1963 года нас больше не приглашали на телевидение. До этого мы два раза выступали на ТВ, один из них на «Голубом огоньке».

Вы критиковали не только со сцены. В 1987 году в журнале «Архитектура и строительство Москвы» вышла ваша статья «Фасады и тылы». Там вы требуете отказаться от принципа «сращения старого и нового», когда на первой линии историческая застройка, а за ней типичная 17-этажная панельная высотка. Вы выступали против однотипной застройки районов, так иронично раскритикованной ранее Эльдаром Рязановым в фильме «Ирония судьбы». Та статья-манифест принесла свои результаты?
– Вопросы, которые я поднимала в этой статье, очень волновали меня. За неимением хороших отделочных материалов все постройки по индивидуальным проектам в Москве отделывались лицевым керамическим кирпичом «светлых глин». Москва, включая центральные районы, к тому времени увязала в этих «светлых глинах». Практика псевдосохранения исторической среды нередко выливалась в создание уродцев. Например, на Лубянской площади справа, где передняя часть дома оставлена старой этажности и архитектуры, а задняя вырастает из середины в совсем новом качестве. Я считаю, что это выглядит так же дико, как если бы, скажем, рука человека росла из живота. К сожалению, моя статья не произвела должного эффекта, не такая я крупная фигура. Может, кому-нибудь запала в голову, и то хорошо.

Ваше внимание было сосредоточено в основном на Пролетарском районе и Нагатинском Затоне – «паруса» на набережной, ДК «ЗИЛ», квартал на улице Большие Каменщики. В СССР за архитектором закрепляли определенные участки города?
– За мастерской «Моспроекта-1» была закреплена южная часть Москвы, включая Кожухово, Нагатино, Царицыно, Орехово-Борисово. Мы делали большие планировочные работы. Когда я стала руководителем мастерской, мне поручили совершенно незнакомый мне район Тушино, пришлось привыкать к нему и осваивать.

Это правда, что в СССР названия районам и улицам мог давать сам архитектор, согласно розе ветров. И в Царицыно все названия вы придумывали вместе бригадиром Бэллой Этчин?
– Да, действительно мы с Бэллой Этчин сами придумывали названия улиц в Царицыно. Была рекомендация сверху ориентироваться на южные районы страны. Потом эти названия утверждались в Моссовете. Так появились улицы Бакинская, Севанская, Каспийская, Кавказский бульвар. Хотя однажды зимой, когда я приехала в Царицыно, где были построены первые четыре наших дома, у меня возникло ощущение, что я на полярной льдине – настолько бескрайними казались пустые заснеженные поля.

– Римма Петровна, наша редакция благодарит вас за интересную беседу. Поздравляем вас с юбилеем! Рады видеть вас в добром здравии и полной сил. Желаем крепкого здоровья, литературного оптимизма и творческого долголетия. Надеемся на плодотворное сотрудничество и бронируем полосу под интервью в честь векового юбилея!
– Благодарю, отвечу на ваше пожелание цитатой из моего любимого фильма с Юрием Никулиным: «Мухтар постарается!»

Теги: #