«Моя смена выпала на новогоднюю ночь 1942-го»
В 1940 году я окончила школу и поступила в Московский плановый институт им Г.М. Кржижановского, однако проучилась лишь семестр. Вышло постановление, что за учебу необходимо платить. Для нашей семьи это было тяжело, поэтому институт пришлось оставить. Я поступила на плановые курсы, которые окончила за два дня до начала войны.
Ребятам моего выпуска, 1923 года рождения, в вузы поступать не давали, забирали в армию. Было ясно, что готовимся к войне.
Мы жили в Войковском районе Москвы. Наша семья занимала половину одноэтажного дома, который стоял на улице, что теперь носит имя Зои Космодемьянской. Семья была немаленькая – я, мама, старшая сестра, младший брат и бабушка с дедушкой. Жили мы очень бедно, поскольку отец был репрессирован. Лишь в 1937-м он вернулся домой и после длительных мытарств смог найти работу в Тушинском колхозе.
Помню, у нас над дверью висел постоянно работающий громкоговоритель. Поэтому начало войны у меня ассоциируется с голосом народного комиссара иностранных дел СССР Вячеслава Молотова и начавшейся в городе суетой. Почему-то врезалось в память, как мы клеили бумажные кресты на окна, чтобы стекла не лопались от взрывной волны во время бомбежек.
Вскоре после начала войны престарелый дедушка умер. Папу на фронт не взяли, так как он не подходил по возрасту, мама (по здоровью) и бабушка считались иждивенками. Брату вскоре должно было исполниться 18 и его должны были забрать в армию. Лишь у меня и у сестры были полноценные «рабочие» карточки. Поэтому хлеб мы экономили. Папе в колхозе вместо денег выдавали капусту и морковь, мама держала корову. В общем, кое-как перебивались.
Недалеко от дома, за комплексом студенческих общежитий у метро «Сокол», был небольшой завод. В начале войны мы с моей подругой пошли туда устраиваться на работу. В цехе трудились в основном старшеклассники или недоучившиеся студенты – сидели за столами и собирали, не разгибая спины, зарядные устройства для снарядов.
Помню, моя смена выпала на новогоднюю ночь 1942-го. Приехал директор завода поздравить нас с праздником, пожелал скорейшего разгрома фашистов. Мы слушали его на рабочих местах и продолжали собирать устройства.
Хорошо врезалась в память вереница противотанковые ежей, стоявших плотно вдоль всего Ленинградского шоссе, из-за которых даже трамваи проезжали с трудом. Москва той поры была темной, суровой.
В 1942-м нас перевели работать в только что открывшийся 9-й цех дроболитейного завода на Ярославском шоссе, который позже переименовали в завод боеприпасов им. К.Е. Ворошилова.
На новом месте был конвейер. Темп работ здесь оказался еще выше, работала военная приемка. В цехе трудились одни девчонки. Из мужчин – лишь начальник цеха и военный приемщик. Работали по 12 часов и без выходных, а когда дневная смена переходила в ночную, то и по 16.
Несколько раз были моменты, когда заканчивались заготовки, но и тогда легкой жизни не было. Нас отправляли на Шлюзовую набережную разгружать баржи с овощами – капустой, морковью.
Наша женская бригада
вставала цепочкой, и мы быстро передавали друг другу, как по конвейеру, капусту или сетки с морковкой. Ребят, которых и было-то всего «полтора человека», посылали на Рижский вокзал грузить картошку.
Как ни странно, на заводе не хватало грузовиков для перевозки продукции. Из-за этого по ночам нас снимали с работы. Мы дежурили с милиционерами на Крестовском мосту. Они проверяли все проходящие мимо машины. Пустые отлавливали и заставляли делать ходки с грузом, а мы сопровождали их на завод.
В 1943 году вышло постановление, что бывших студентов разрешено отпускать на учебу. Моя приятельница стала меня уговаривать пойти учиться. На Ульяновской улице (теперь Николоямская) в помещении бывшей церкви располагался тогда вечерний строительный институт им. Моссовета. Нас приняли без экзаменов. Однако учиться и работать было очень тяжело. Я пошла в отдел кадров просить, чтобы меня отпустили с работы. Однако мне ответили, что об этом не может быть и речи, и предложили перейти на вредное производство с восьмичасовым рабочим графиком. Что делать? Я согласилась – пришлось заниматься олифованием заготовок. Смрад. Пар. Подвесив заготовки на траверсу, я окунала их в кипящую олифу, потом отправляла в сушку. От усталости под конец смены руки не держали болванки.
Секретность на заводе была высокой. Какие снаряды мы делали, для каких орудий, я не знала. Перерыва в работе ждали с нетерпением – сразу же забирались спать на сушильные печки, там было тепло.
За смену становились такими промасленными и грязными, что даже в душевой было сложно отмыться. Вся война для меня – это работа и учеба. Ни о какой личной жизни я тогда даже не думала.
Хорошо помню момент, когда пленных немцев гнали по Ярославскому шоссе. Они были жалкие, убогие. Мы стоим на Крестовском мосту. Улица запружена народом. Немцы движутся и движутся, как река. Иногда в их сторону кто-то что-нибудь выкрикивал, но в основном все молчали, настолько удручающее впечатление производили пленные.
Помню День Победы. Я, брат, который недавно вернулся с фронта из-за ранения, и сестра с мужем выходим из метро. Вокруг столько народа, все радуются, люди танцуют, шары, флаги, гармони играют.
На заводе я отработала до начала 1946-го, последний год в отделе кадров, куда меня перевели с вредного производства.
Приходили с фронта солдаты. Многие из них были ранены или покалечены. Они не годились для строевой службы, но оставались военнообязанными. Их направляли к нам «дослуживать». Правда, для физического труда годились не все.
После войны я вышла замуж. Муж был кадровым военным – прошел войну от начала до конца. Однако наша спокойная жизнь в Москве продолжалась недолго. Его послали в Калининградскую область поднимать разрушенное хозяйство – он там организовывал колхозы.
В январе 1949-го я поступила на работу в Трест передвижки и разборки зданий, позднее переименованный в Мосстройтрест и Мосстройтрест-2. Была сначала инженером-механиком, потом главным механиком треста. Затем меня перевели в Главмосстрой, где я работала старшим инженером и начальником технического управления главного механика до самого выхода на пенсию.
