«Москва» кабацкая
До конца октября должна завершиться реконструкция знаменитой гостиницы «Москва». Предполагается, что она сильно преобразится – станет пятизвездочной и современной. Мы же, по традиции, вспомним о прошлом этой гостиницы, а также о том, что было на этом месте и в окрестностях.
Трактир знаменитого Тестова
До революции, когда никакой гостиницы «Москва» не было и в помине, территория, которую она сегодня занимает, была застроена многочисленными трактирчиками и прочими питейными заведениями. Среди них особенно выделялся трактир знаменитого Тестова, располагавшийся ближе к нынешнему памятнику Карлу Марксу. Официальное название – «Большой Патрикеевский трактир». Тестов был всего лишь арендатором, поэтому, соблюдая политес, указывал на вывеске фамилию домовладельца. Здесь бывали представители дома Романовых, купечества, творческой интеллигенции, студенты – услуги Тестова не были, как сегодня бы сказали, адресными. Они были рассчитаны на любой вкус и кошелек.
Про тестовский трактир слагали вирши:
Вина крепки, блюда вкусны
И звучит оркестрион, на котором:
Мейербер, Обер, Гуно,
Штраус дивный и Россини
Приютилися давно.
Музыкальная машина (или оркестрион) – предтеча современного джук-бокса – была у Тестова одной из первых в городе Москве. Поэтому и внимание к ней было особое, она, ясное дело, привлекала посетителей. Тестов знал толк в маркетинговых ходах.
Обычный обед у Тестова, по описанию вездесущего Владимира Гиляровского, выглядел так: «Моментально на столе выстроились холодная смирновка во льду, английская горькая, шустовская рябиновка и портвейн Леве № 50 рядом с бутылкой пикона. Еще двое пронесли два окорока провесной, нарезанной прозрачно розовыми, бумажной толщины, ломтиками. Еще поднос, на нем тыква с огурцами, жареные мозги дымились на черном хлебе и два серебряных жбана с серой зернистой и блестяще-черной ачуевской паюсной икрой. Неслышно вырос Кузьма с блюдом семги, украшенной угольниками лимона.
Начали попервоначалу «под селедочку»…
Потом под икру ачуевскую, потом под зернистую с крошечным расстегаем из налимьих печенок, по рюмке сперва белой холодной смирновки со льдом, а потом ее же, подкрашенной пикончиком, выпили английской под мозги и зубровки под салат оливье...
После каждой рюмки тарелочки из-под закуски сменялись новыми...
Кузьма резал дымящийся окорок, подручные черпали серебряными ложками зернистую икру и раскладывали по тарелочкам. Розовая семга сменялась янтарным балыком... Выпили по стопке эля «для осадки». Постепенно закуски исчезали, на их месте засверкали дорогого фарфора тарелки и серебро ложек и вилок, а на соседнем столе курилась селянка и розовели круглые расстегаи.
– Селяночки-с!..
И Кузьма перебросил на левое плечо салфетку, взял вилку и ножик, подвинул к себе расстегай, взмахнул пухлыми белыми руками, как голубь крыльями, моментально и беззвучно обратил рядом быстрых взмахов расстегай в десятки узких ломтиков, разбегавшихся от цельного куска серой налимьей печенки на середине к толстым зарумяненным краям пирога».
Конечно же, Владимир Алексеевич лукавил. «Простой» такую трапезу никак не назовешь. Но и чего-либо сверхъестественного в ней в то время тоже не было.
«Большая Московская»
Впрочем, у названия гостиницы «Москва» есть некая преемственность. До революции здесь размещалась (уже со стороны Манежной площади) Большая Московская гостиница. Раньше на этом месте находился не менее знаменитый Гуринский трактир, который красочно описал юрист Н.В. Давыдов: «Довольно грязная, отдававшая затхлым, лестница, с плохим узким ковром и обтянутыми красным сукном перилами, вела во второй этаж, где была раздевальня и в первой же комнате прилавок с водкой и довольно невзрачной закуской, а за прилавком возвышался громадный шкаф с посудой. Следующая комната, зала, была сплошь уставлена в несколько линий диванчиками и столиками, за которыми можно было устроиться вчетвером; в глубине залы стоял громоздкий орган – оркестрион – и имелась дверь в коридор с отдельными кабинетами, то есть просто большими комнатами со столом посредине и фортепиано… Все это было отделано очень просто, без ковров, занавесей и т.п., но содержалось достаточно чисто. Про тогдашние трактиры можно было сказать, что они «красны не углами, а пирогами». У Гурина были интересные серебряные, а иные позолоченные, жбаны и чаны, в которых подавался квас и бывшее когда-то в ходу «лампопо».
Плотность оркестрионов в этом месте, что называется, зашкаливала.
Большая же Московская гостиница была возведена в 1879 году купцом Карзинкиным. Славился не столько сам отель, сколько его ресторан. Главной рекламой этого заведения был сам хозяин. Он целыми днями просиживал за своим столиком и питался исключительно здешними ресторанными блюдами. Москвичи и гости города, глядя на это действо, еще больше доверяли здешней кухне.
Козел бородатый
Еще одно из здешних заведений (со стороны Тверской) – Егоровский трактир. Его владелец, старообрядец Егор Константинович Егоров, ввел здесь свои строгие правила: категорический запрет на курение, акцент на чаепитие с блинами, режим наибольшего благоприятствования персоналу из тех же раскольников.
Среди них особенной известностью пользовался некий Козел, прозванный так за длиннющую бороду. Над ним издевались – ставили посреди стола бумажный пакет или коробочку, а когда он, расставляя заказ, перемещал эту упаковку, то под ней оказывался маленький игрушечный козлик. Козел не выносил подобных издевательств – хватал несчастную игрушку, швырял ее на пол, но в отдельных случаях, если игрушечный козел ему понравится, тихонечко утаскивал его домой – в коллекцию.
Можно было бы предположить, что здесь, на территории старообрядчества, не жаловали алкогольные напитки. Но это далеко не так. К блинам подавали не только чай, но и сильно замороженное шампанское – ноу-хау самого владельца. А купец П. Медведев писал в дневнике: «Иван А. Свешников пригласил, а я обрадовался, как будто какому кладу. Пошли в Егоров. Слово за слово, судили-рядили про дела, про себя, да касалось и до людей. Рюмка за рюмкой, в голове зашумело – и ври что попало, а там шампанского. Напился я до положения риз, а он, кажется, равно пил, но все-таки довольно тверд. Кое-как я доехал до дома и лег на кровать, как говориться, лыка не вяжу, мертвецки пьян. Вот поди и смотри на себя. Стараюсь исправиться, сколько даю себе обещания не быть пьяным, а ежели пить, то пить разумно, но никак не могу удержать себя. К тому же и страсти не имею к вину, а с людьми и за компанию налижусь – вот слабость характера. И не хочется, и не по комплекции, и нездоровится, и трата денег, а все пью».
То есть упиться у Егорова «до положения риз» было делом обыденным.
Главный рынок
С севера же и с запада к этому комплексу гостиниц и питейных заведений примыкал Охотный ряд – главный рынок Москвы. Он возник в 1737 году, а торговали здесь по большей части свежим мясом и прочими съестными припасами. Место было колоритным и откровенно антисанитарным. Изредка городские власти делали набеги, проводили санитарные осмотры. Появлялись сообщения-отчеты: «14 августа полициею 2 участка Тверской части совместно с врачом и торговым смотрителем в Охотном ряду был произведен осмотр лавок. Во всех этих лавках полки найдены в грязном виде, крючья, на которых вешается провизия, не вылужены, стены и потолок не выбелены, полы загрязнены, «стулья», на которых рубят говядину, и фартуки рабочих также покрыты грязью».
Или еще страшнее: «Начиная с лестниц, ведущих в палатки, полы и клетки содержатся крайне небрежно, помет не вывозится, всюду запекшаяся кровь, которой пропитаны стены лавок, не окрашенных, как бы следовало по санитарным условиям, всюду набросан сор, перья, рогожа, мочала...»
Неудивительно, что этот рынок привлекал московских чудаков, а иногда и душевнобольных. Время от времени в газетах появлялись будоражащие воображение сообщения такого типа: «17 марта в Охотном ряду ходил какой-то прилично одетый господин, но без шапки. Сняв с себя шубу, он тут же продавал ее каждому встречному, в том числе и городовому. Последний, разговаривая с продавцом, понял, что ему приходится иметь дело с психически больным, так как неизвестный, забыв о своей шубе, стал рассказывать о крыле какого-то насекомого, которое, будто бы, излечивает массу болезней. Городовой надел на больного его же шубу и отвез его в приемный покой Тверской части. Здесь врач, беседуя с доставленным и освидетельствовав его, нашел его действительно психически больным. В лице больного признали московского домовладельца, лекаря Г., 30 лет, который, работая над диссертацией на степень доктора медицины, от усиленных занятий заболел психическим расстройством».
Впрочем, при советской власти все переменилось. В 1920-е годы начали ломать охотнорядские лавки, а в 1928 году снесли и стоявшую здесь церковь Параскевы Пятницы. Реставратор Петр Барановский пытался спасти этот храм, он даже залезал в ковш экскаватора, прибывшего сносить охотнорядскую церковь. Но это не помогло.
И в скором времени краевед Петр Сытин, не скрывая удовлетворения, написал в своем путеводителе: «В центре Москвы, между улицей Горького и площадью Свердлова, высятся два новых многоэтажных здания: гостиница «Москва» и Дом Совета Министров СССР. Широкий проезд между ними, достигающий 60 метров, залит асфальтом и по обеим сторонам обсажен деревьями. Это – часть запроектированной большой магистрали, которая пройдет от площади Дзержинского до Ленинских гор. И только название ее – Охотный ряд – напоминает о далекой старине».
За подписью Сталина
Гостиницу «Москва» строили в два этапа: западную часть по проекту знаменитого архитектора Алексея Викторовича Щусева, автора расположенного поблизости Мавзолея В.И. Ленина, в 1936 году, а восточную – уже после войны.
Существует любопытная версия: якобы Иосифу Виссарионовичу Сталину принесли на выбор два варианта фасада, изображенные для компактности на одном листе. Один вариант слева, а другой – справа, а он, не разобравшись, подмахнул одним махом весь лист. Уточнить побоялись и выполнили фасад так, как и было на чертеже – асимметрично. Кстати, при реконструкции гостиницы эта асимметрия была сохранена – так увековечили легенду.
Кстати, через год после открытия гостиницы Щусев совершенно неожиданно оказался в опале. Это произошло на Первом Всесоюзном съезде советских архитекторов.
Маститый архитектор Щусев по своему обыкновению опоздал – он вошел в зал, когда Вячеслав Молотов уже говорил речь. Вошел вальяжно и сел рядом с самим выступающим. Молотов был сердит. Он негодовал, что уважаемые архитекторы доверяют начинающим коллегам магазины, школы, бани и прочие заурядные объекты, а себе выбирают проекты дворцов.
– Следовало молодежи поручить дворцы? – лениво повернув голову, подал Щусев саркастическую реплику.
Молотов повернулся к Щусеву и произнес:
– Если вам не нравятся наши установки, мы можем дать вам визу за границу.
Щусев едва сдержался, не ответил ничего. Прямо из зала заседания он уехал отдыхать на два месяца в Ессентуки. В Москве между тем началась настоящая травля.
30 августа 1937 года газета «Правда» опубликовала письмо двух молодых архитекторов Савельева и Стопрана: «Обидно, когда за личиной крупного советского деятеля скрывается политическая нечистоплотность, гнусное честолюбие и антиморальное поведение. Мы имеем в виду деятельность академика архитектуры А. Щусева.
К своей творческой работе Щусев относится нечестно. Он берет на себя одновременно множество всякого рода работ и, так как сам их выполнить не может, фактически прибегает к антрепризе в архитектуре – чего, конечно, не сделает ни один уважающий себя мастер.
В целях стяжания большей славы и удовлетворения своих личных интересов Щусев докатился до прямого присвоения чужих проектов, до подлогов».
Авторы утверждали, что Алексей Викторович украл у них проект гостиницы «Москва». Зодчий превратился в мальчика для битья. Во всех архитектурных мастерских шли собрания, на которых осуждали «зарвавшегося буржуазного архитектора».
Около года Щусев пребывал в опале, а затем был полностью реабилитирован. Все оказалось очень просто. Президент Академии архитектуры А. Веснин показал Савельеву и Стопрану фотографию и задал вопрос, что здесь изображено:
– Наш, первый вариант гостиницы «Москва», – не задумываясь, ответили архитекторы.
– Стыдно вам, молодые люди, – ответил Веснин.
Это был фасад ялтинской гостиницы, которую спроектировал Щусев задолго до «Москвы», но ее так и не построили.
