Он же памятник!
Пожалуй, самые проникновенные слова о нашей столице принадлежат перу Михаила Юрьевича Лермонтова: «Москва, Москва!.. люблю тебя как сын, Как русский, – сильно, пламенно и нежно» – выбиты на пьедестале памятника поэту на Лермонтовской площади, который считается одним из самых романтических московских монументов. При этом у многих фигура бронзового писателя ассоциируется с тем самым «мужиком в пиджаке» из фильма «Джентльмены удачи»: после диалога Косого с таксистом фраза «Кто ж его посадит – он же памятник!» стала культовой. Так или иначе, монумент любим горожанами. А вот история его установки оказалась непростой. Хотя Комиссия о пользах и нуждах общественных решила ассигновать на памятник Лермонтову 5 тысяч рублей, как и в 1909 году на памятник Гоголю.
Не спасли
Напротив Красных Ворот располагался квартал жилых домов, в одном из которых – доме Арсеньевых – Михаил Лермонтов и родился в ночь на 3 октября 1814 года (15 октября по новому стилю). И хотя с принадлежностью исторического домовладения все было понятно – в отличие от дома Пушкина в Немецкой слободе, которая остается загадкой для исследователей, долгие годы спорящих о подлинном месте рождения Александра Сергеевича, – это памятное строение не спасло.
В сталинское время московские власти приняли решение украсить Москву высотками. Их было построено семь: на Каланчевке, на Смоленской, у Красной Пресни, на Швивой горке, в Дорогомилове, на Воробьевых горах и у Красных Ворот. Почему-то для последней постройки было выбрано место заповедного дома.
Против сноса дорогого для России исторического здания боролись активисты по охране памятников. Но сопротивление интеллигенции оказалось бессильным. Высотка красуется. А сами Красные ворота, попадавшие в обзор округи гулявшего младенца Миши, и дом, где он по-детски плакал, ушли в списки несохраненных мемориальных объектов города. К ним присоединили и церковь Трех Святителей, в которой будущего поэта крестили.
В преддверии 1914-го
Следует отметить, что столетние даты рождения и смерти Михаила Юрьевича Лермонтова у нас достойно не отмечались, так как 1914 и 1941 годы были ознаменованы началами войн Германии с Россией.
В архивах Московской Думы мне удалось найти любопытные материалы.
3 октября 1909 года московскому городскому голове Н.И. Гучкову поступило заявление от гласного Думы Н.А. Шамина об установке памятника Лермонтову в сквере вблизи Красных ворот (который часто называли
«Каланчевским» или «Сенной площадью у Каланчевки»), а также – о переименовании самого сквера в Лермонтовский.
12 мая 1910 года император разрешил Московской Думе открыть всероссийский сбор добровольных пожертвований на установку этого памятника. Дума хотела приурочить открытие к столетию рождения поэта – 3 октября 1914 года.
В запасе было четыре года. Но вокруг хорошего дела началась волокита.
8 марта 1911 года был избран председатель Исполнительной комиссии по сбору пожертвований на памятник – А.А. Бахрушин. Председателем попечительского совета стал Л.Л. Катуар. Выборы же рядовых членов комиссии не заладились.
Прошел ряд голосований. Из архивных документов видно, что в комиссию предлагалось много людей. Но немало было и отказов – по причине занятости этих кандидатов другой работой. Или же объяснений вовсе не давалось.
1914 год стремительно приближался, но работы над мемориалом не начинались. Конечно, еще никто не ведал, чем грозило лето того года.
В вопросе с памятником царило бездействие. О том в Думе напористо выступал Н.А. Шамин, написав ряд заявлений с беспокойством, что к юбилейной дате можно не успеть.
Гром пушек заглушал юбилеи
30 августа 1914 года торговый дом «Пост и Дюр», что помещался в здании у Красных ворот, ранее принадлежавшем бабушке поэта, передал гласному Шамину сто рублей в фонд на сооружение памятника и следующую просьбу. Торговый дом просил выхлопотать разрешение Горуправы украсить весь дом 2 октября (в день столетия со дня рождения Лермонтова) национальными флагами и зеленью. По этому же поводу 28 сентября Кружок ревнителей памяти Отечественной войны 1812 года возложил на могилу поэта в село Тарханово (иначе – Тарханы) Пензенской губернии лавровый венок с надписью на лентах «Баяну Бородина – М.Ю. Лермонтову – Кружок ревнителей памяти Отечественной войны 1812 года». Кружок заказал и проведение на могиле панихиды.
Между тем с началом Первой мировой войны Московская управа приняла решение о сокращении бюджетных расходов. Она полностью отменила ассигнования на канцелярские расходы по организации сбора средств на памятник М.Ю. Лермонтову.
Тогда Шамин предложил к юбилею поэта хотя бы присвоить его имя двум училищам вблизи Красных ворот, устроить чтения сочинений, поставить спектакли по произведениям и... возложить от Горуправы венок на могилу М.Ю. Лермонтова в Тарханах.
В архивном деле подколота телеграмма (орфография сохранена): «В Московскую городскую думу сотрудникам Венок Москвы Лермонтову Тарханах Панихиды Возложен Шаминым Рождественским». Внизу есть приписка (видимо, начальствующего лица) карандашом: «Прочел с удовольствием». Удовольствие-то было, а вот памятник...
2 октября 1914 года два училища получили имя Лермонтова.
Неугомонный Шамин по-прежнему хлопочет и пишет письмо в Думу: «100-летие со дня рождения великого русского поэта М.Ю. Лермонтова прошло почти незамеченным; теперь приближается 75-летие со дня его кончины – 15 июля сего года. Громом пушек как будто заглушается его юбилей. Иные даже находят юбилей неуместным. Льется кровь, везде траур – какие тут юбилеи? Комиссия по сбору пожертвований на памятник М.Ю. Лермонтову в Москве отложила свою работу до окончания войны. Гром пушек, говорят, мало имеет общего с радужными грезами поэзии Лермонтова. Но должно вспомнить, что кроме Гоголя, который 75 лет назад заметил: никто в России не писал такой прекрасной благоуханной прозой, как Лермонтов [...], Лермонтов умер от пули под дождем, в бурю, у подножия Машука [...] Так гласило известие, появившееся 75 лет назад: «15 июля, около 5 часов вечера, разразилась на Кавказе ужасная буря с громом и молнией: в это самое время между горами Машуком и Бештау скончался М.Ю. Лермонтов [...]» Я напоминаю о необходимости к 75-летию со дня кончины великого поэта переименовать сквер у Красных ворот в Лермонтовский. С этим соглашается и Совет инженеров по внешнему благоустройству города [...] Гласный Н. Шамин».
5 сентября 1916 года, в год 75-летия со дня гибели поэта, Шамин заявляет в Думе, что две даты почти ничем не ознаменованы: «Памятник М.Ю. Лермонтову едва ли скоро в Москве будет поставлен, сквер у Красных ворот почему-то в Лермонтовский до сих пор не переименован». Он предлагает учредить библиотеку-музей в доме у Красных ворот...
Гласный Шамин всячески пытался тесно связать имя поэта с любимой ими обоими златоглавой столицей. Он написал заметку в одну из газет, где привел слова Лермонтова из рукописи «Панорама Москвы»: «Кто никогда не был на вершине Ивана Великого, кому никогда не случалось окинуть одним взглядом всю нашу древнюю столицу, с конца в конец, кто ни разу не любовался этой величественной, почти необозримой панорамой, тот не имеет понятия о Москве, ибо Москва не есть обыкновенный большой город, которых тысяча. Москва не безмолвная громада камней холодных, составленных в симметрическом порядке, нет, у неё есть своя душа, своя жизнь. Как в древнем русском кладбище, каждый ее камень хранит надпись, начертанную временем и роком, богатую и обильную мыслями, чувством и вдохновением для ученого, патриота и поэта. Что сравнить с этим Кремлем, который, окруженный зубчатыми стенами, красуясь золотыми главами собора, возлежит на высокой горе, как державный венец на челе грозного владыки?»
Вблизи памятного места
Война не только вмешивается в жизнь людей, но и влияет на судьбы памятных символов.
Постановление о сооружении памятника Лермонтову в Москве Советом Народных Комиссаров СССР впервые было принято 14 мая 1941 года – в год столетия со дня смерти поэта.
Через полтора месяца началась Великая Отечественная война, и день гибели Михаила Юрьевича – 27 июля (по новому стилю) – никак не мог широко пройти в торжественном почитании.
Следующее поколение горожан вновь попыталось восстановить память о Лермонтове у площади Красных Ворот. Вблизи расположенная общеобразовательная школа № 320 открыла в 1964 году в своих стенах небольшой музей поэта. Старшеклассники кропотливо собирали для него материалы.
Выбранное место для установки гранитно-мраморной композиции представляло собой возвышенность бывшего Красноармейского сквера, названного так в 1918 году (судя по информации одного из справочников, к 1924 году сквер именовался уже как Лермонтовский).
Во время Великой Отечественной войны при вражеской бомбежке на острие сквера образовалась большая воронка.
Позднее яму засыпали, и здесь долгие годы высаживались простенькие цветочки в виде клумбы.
В середине 1960-х годов статую Лермонто-ва, обвязанную какимито верев-ками, привезли из мастерской и положили на долгий срок, ничем не прикрытую, на проезжую часть Ново-Басманной улицы у входа в Министерство путей сообщения.
Зрелище установки статуи на пьедестал, в сумерки, выглядело ужасно. Подъемный трос тянулся прямо от шеи. И позже некая виртуальная петля вокруг статуи Лермонтова все-таки осталась – ее «образовали» провода троллейбусной линии, направленной к Лефортову.
Пасмурным неюбилейным днем
Открытие памятника работы скульптора Исаака Бродского происходило в дождливую мрачную пятницу – 4 июня 1965 года. Народу было немного.
Мне запомнилось, как эмоционально выступал известный знаток творчества Лермонтова – Ираклий Андроников. Люди под зонтами его плохо слышали. Зоркоглазые могли разглядеть немногословных Генерального секретаря ЦК КПСС Леонида Брежнева и министра культуры Екатерину Фурцеву, присутствие которой являлось необходимым «атрибутом».
В отчетной статье газеты «Советская культура» за 5 июня 1965 года можно было прочесть: «На открытие памятника пришли тысячи трудящихся столицы. В 4 часа дня сюда прибыли Л.И. Брежнев, Г.И. Воронов, А.П. Кириленко, А.Н. Косыгин. На трибуне вместе с руководителями партии и правительства: министр культуры СССР Е.А. Фурцева, председатель исполкома Моссовета В.Ф. Промыслов, видные советские писатели, деятели искусства. Брежневу выпал жребий разрезать торжественно красную ленту, служившую частью перевязи покрывала, скрывавшего от глаз наблюдателей бронзовую фигуру».
Через полтора месяца от этого официоза с виртуальными «тысячами» пришедших и в день смерти поэта на страницах российского «культурно-объединяющего» органа печати должны были бы появиться портрет Лермонтова и заметка о его творчестве.
Но нет! Ничего подобного во всей многостраничной газете 27 июля встретить не удастся. Журналисты ни словом не обмолвились о последнем дне жизни М.Ю. Лермонтова. Зато здесь прошли разные по объему такие статьи: «В каждом селе – хороший клуб», «Овации Стамбула – артистам советского цирка», еще о балете Венгрии, про спор об агитбригадах, плюс какие-то посторонние.
Меня удивило, что корейским гуслям кэмунко было отдано несколько колонок. Разве могла память об утраченной 27-летней надежде русской литературы тягаться с кэмунками за место под платами печатных станков?
На мемориальной стене ансамбля памятника у площади Красные Ворот можно найти слова поэта, сказанные за всех нас: «Москва, Москва!... люблю тебя как сын».
