Виртуальный мольберт учителя арифметики
Если ограничится сухой справкой из «Википедии», то, читая биографию художника, можно нарисовать портрет успешного советского функционера: выпускник МАрхИ, краснодипломник, начавший карьеру с должности главного художника Центрального музея В.И. Ленина, член компартии. На деле Константин Васильевич – тот еще арт-хулиган и диссидент. О том, как ему удавалось совмещать серьезный пост с участием в «квартирниках» и зачем он с коллегами укладывал обнаженную натурщицу в хрустальный гроб, Константин Васильевич рассказал на встрече в редакции газеты «Московская перспектива». Получился трехчасовой захватывающий разговор.
Трехкратный штурм МАрхИ
Это правда, что вы практически все школьные годы грезили о манеже?
– Я родился в селе Царевщина Саратовской области в семье учителей. Когда папа отвез меня в Саратов и купил билеты в цирк, то я, увидев там клоунов, решил, что непременно стану коверным. Через два года я вновь оказался в цирке и увидел фокусника – это выступление меня сразило наповал. В шестом классе я показывал в сельском клубе фокусы, зрители рыдали от восторга. Но циркового училища в Саратове не было, поэтому на мечте пришлось поставить крест.
Но и студенческий билет МАрхИ вы получили не с первой попытки?
– Да, мой роман с архитектурой завязался не сразу. В выпускном классе мне попалась брошюра МАрхИ для абитуриентов. Слово «архитектор» меня вдохновило. Наверное, они много зарабатывают, решил я и написал в МАрхИ. Мне ответили и прислали методички, по которым я готовился. Параллельно осваивал фотокамеру «Турист» – папин подарок. За две недели до поступления приехал в МАрхИ: абитуриентов пускали в мастерские, давали возможность порисовать. Там я окончательно понял, что это мое. В первый раз не хватило половины балла. Я закупил в магазине при Пушкинском музее гипсовых голов на полгода вперед, чтобы набить руку на объемном рисунке. Приехал второй раз, но результат оказался еще хуже. Я по-хорошему разозлился и в итоге поступил с третьей попытки.
Студенческие годы в доме-коммуне
Вам, как иногороднему, довелось пожить в легендарном доме-коммуне, где селили студентов МАрхИ.
– Да, и это позволило с первых дней в этих стенах понять, что архитектура – это очень интересно. Наше общежитие действительно находилось в доме-коммуне на улице Орджоникидзе. Формально это общежитие МИСиСа. Но в знак уважения к автору проекта, архитектору и ректору МАрхИ Ивану Сергеевичу Николаеву, студентам архитектурного института выделили целый этаж. Это удивительное здание с активной общественной зоной – мастерскими, столовыми, библиотеками. Это было потрясающе. Меня восхищали «спальные кабины». Пусть они и были похожи на купе, но в век коммуналок это было почти персональное жилье в Москве – всего один сосед.
Рухнувшая мечта о карьере в МАрхИ
Шансом для входа в профессию для вас стал конкурс студенческих проектов Музея В.И. Ленина?
– У нас была полная свобода – под будущий музей можно было выбрать любую точку города. Самой амбициозной оказалась однокурсница: под монументальное сооружение в память об отце революции она «снесла» ГУМ и возводимую гостиницу «Россия» в Зарядье. Я тоже не скромничал – «снес» бассейн «Москва». На месте котлована от бассейна я предложил сделать авангардную металлическую конструкцию из стержней, по форме напоминающую куб. Сделали макет и сняли фильм с динамическим светом и множеством подсветок. Сейчас это обычное дело, а в 1969 году такое было новаторством. На конкурсе я занял первое место.
После этого для вас, наверное, в институте загорелся «зеленый свет» на всех кафедрах?
– Учитывая победу в «ленинском» конкурсе, при защите диплома мне, впервые в истории МАрхИ, разрешили использовать не только макет, но и снятый фильм о проекте. Дипломный проект назывался «Город будущего в Сибири». Я сделал макет из бумаги размером с комнату и с камерой ползал вокруг, снимал. А знаете, ведь это я придумал каршеринг – общественные машины, которые можно арендовать повсеместно, а после поездки оставлять где угодно. В «моем» городе это были электромобили. Я снял об этом городе фильм и показал его на защите в «красном зале». Моя мечта – преподавательская карьера в МАрхИ. Когда вызвали и предложили заполнить анкету, думал, что это знак, – возьмут на кафедру Вадима Григорьевича Макаревича. Но на кафедре мне оставили номер телефона с женским именем. Собеседница кратко сообщила: «Жду вас завтра, Константин Васильевич, в 10 утра». И продиктовала адрес – площадь Революции, дом 2. Так меня «продали» в настоящий Музей В.И. Ленина на должность главного художника. Вроде бы удача улыбнулась, но для меня это было трагедией: я не хотел быть функционером, вступать в партию. А отказаться от распределения было нельзя.
Крутил фиги музейным работникам
Сколько лет в итоге вы проработали после распределения в самом главном музее страны?
– Два года из трех, необходимых отработать по распределению, я откровенно валял дурака и крутил фиги в кармане. Но наш директор оказалась удивительной женщиной – бывшая фронтовичка, ушедшая на войну в 17 лет. В музейной жизни ей хотелось перемен. К юбилею образования СССР в 1972 году мне поручили оформить тематический зал. Как архитектор, я там как мог выпендрился. Сперва в лучших традициях МАрхИ сделал огромный бумажный макет. Директор, как ни странно, мою идею поддержала. На заводе имени Хруничева макет отлили в металле. Приехали рабочие в белых халатах, перчатках и собрали макет в формате 1:1. И тут я понял, какие возможности мне дает это место работы и начал оформлять зал за залом. Все мои идеи на ура поддерживали на передовых заводах имени Ильюшина, Туполева, Хруничева. Дальше в составе авторской группы я оформил Музей Ленина во Фрунзе и в Куйбышеве – тоже полная свобода и бюджет без ограничений. И как-то незаметно пролетели эти необходимые по распределению три года. Я передумал увольняться и проработал в музее почти десять лет.
Художественное диссидентство
Как вам в таком музее удавалось совмещать карьеру с диссидентскими выставками?
– Это было прекрасное время. Вернисажи на Малой Грузинской, 28, организовал Московский горком художников-графиков. В 1970–1980-х годах это был первый островок творческой свободы. Мой хороший друг Сергей Шаров работал главным художником в Музее Карла Маркса и Фридриха Энгельса. Вместе в одно время мы стали выставлять свои работы на Малой Грузинской, 28. Были молодыми и глупыми, по сути, еще «щенками», но безумно гордились тем, что на нашу выставку люди стоят в очереди шесть часов, как на Глазунова в «Манеже». Считали себя просто гениями, не понимая, что заслуга этого ажиотажа в объединении «20 московских художников» и личной харизме Эдуарда Дробицкого. Мы оказались на этой выставке между двух огней. Коллеги с Малой Грузинской думали, что мы засланные казачки из КГБ и стучим, куда надо. А на работе, узнав о подвальном вернисаже, запрещали выставляться на Грузинской. Но мы втянулись. Тогда был чудовищный вакуум в изобразительном искусстве, а тут вдруг разрешили делать все что хотим – нас это вдохновляло. К сожалению, в легендарной «бульдозерной выставке», из которой потом вырос костяк того коллектива, что был организатором выставки на Малой Грузинской, мы не участвовали. Не успели по возрасту.
Цена партбилета
Высокая должность в музее требовала наличия партийного билета. Вам долго удавалось быть беспартийным?
– В какой-то момент начали активно уговаривать, даже друзья шепотом поясняли: «Надо, чтобы наших там было больше». Обещали вступить следом. Ситуация получилась, как в фильме «Иван Васильевич меняет профессию» – все сделали вид, что собираются прыгнуть с крыши вместе, а «прыгнул» только я. И сразу же попал на выговор с занесением в личное дело – после того, как «Голос Америки» сообщил, что на выставке диссидентов выставляется сотрудник «такого музея». Меня вызывали на собрание и требовали пообещать, что я больше не буду выставляться на Малой Грузинской. Я дерзко ответил, что не могу такого обещать. Мне пригрозили «занесением в личное дело». В ответ я уволился из музея.
Хлебные вернисажи
И как сложилась дальнейшая судьба?
– Когда появился закон «О кооперации», шестеро из 20 художников с Малой Грузинской создали кооператив «МАРС». Началась совсем другая жизнь: нам разрешили официально продавать работы. Спрос был колоссальный, перед открытием галереи стояла очередь. Денег тогда у народа было еще много, а купить особо нечего, все «по открыткам». Даже пропить-проесть с пустыми полками в продуктовых было нельзя. Мы организовывали «хлебные» вернисажи: по субботам устраивали фуршет, собирали художников. В это время у меня появилась настоящая видеокамера и проектор. Собирая на этих вернисажах настоящих гениев, я понимал, что на их фоне я отнюдь не дар Божий – так, ремесленник. А вот при виде техники, при помощи которой можно снимать или рисовать картины, у меня начинали дрожать руки. В результате я просто впал в ступор, впервые увидев в Америке айфон и поняв, что с его помощью можно не только звонить, но и создавать произведения искусства.
Мультитач-арт и хрустальный гроб
Это благодаря вам «МАРС» стал эпицентром цифровых художественных технологий, где выставляются произведения, созданные в технике мультитач-арт? Кто был инициатором откровенно скандальных выставок?
– Пытаясь показать возможности технологии, мы стали рассказывать, что при помощи очков виртуальной реальности можно показывать не только объемные изображения, но и передавать тактильные ощущения. В доказательство мы поместили в центр комнаты хрустальный гроб. Входя в помещение в очках виртуальной реальности, зритель видел, что в гробу, как в известной сказке, спит красавица. Только обнаженная. После серии спецэффектов мы предлагали гостю потрогать красавицу. Руками он чувствовал, что она словно живая. Мы откровенно дурили ему голову, уверяя, «вот до чего техника дошла». Дальше шла новая серия спецэффектов и натурщица под шумок исчезала. Сняв очки, человек видел, что гроб пустой и комната тоже. Получался настоящий перформанс. Вскоре нас, конечно, раскусили. Но скандал привлек к этой технологии внимание.
Автопортрет на станции метро
Как вам удалось осуществить идею со стереопанно на «Фонвизинской»?
– Более десяти лет я работаю в паре со стереотехнологом Алексеем Горяевым. В соавторстве с ним и Михаилом Заикиным мы работали над световыми объемными стереопанно на «Фонвизинской». Там на 27 пилонах изображены герои комедии Фонвизина «Недоросль». В качестве героев снялся коллектив «Метрогипротранса», проектировавший станцию. Архитектору станции Николаю Шумакову досталась роль учителя церковнославянского и русского языков Кутейкина. В главной роли Митрофанушки снялся Алексей Горяев, а сам я примерил образ отставного сержанта и учителя арифметики Цыфиркина. Я очень благодарен архитектору Николаю Шумакову за идею и доверие. Считаю наше метро идеальным с художественной точки зрения. Рад, что внес свой вклад и в Москве появилась такая необычная станция.
