«И навеки провожали всем двором»
Двор довоенного детства
Маросейка, 13. Шестиэтажный дореволюционный дом на второй линии. Доходный дом по проекту легендарного Нирнзее. Поколениями здесь жили, как в песне «Городок»: «И рождение справляли, и навеки провожали всем двором». В страшные 1930-е замирали, дом переставал дышать, когда двор-колодец освещали фары остановившегося в арке «воронка». В войну каждого вчерашнего мальчишку провожали на фронт, стараясь на дорогу положить в карман шинели сверток с кусковым сахаром, и тайком крестили в спину исчезающую в арке фигуру. Вместе в голос рыдали над похоронками. Вместе бежали летом 1945-го на Белорусский вокзал встречать фронтовые поезда. Во дворе накрывали длинный стол и поднимали тост за Победу. И за тех, чьи шаги больше никогда не отзовутся эхом в длинной пятипролетной арке на три этажа.
Опустевшие родовые гнезда
В 1941-м квартира обувщика Залмана Таубинского опустела. На фронт ушли все три сына. В эвакуацию в Кунгур с крохотным годовалым внуком уехала жена Лея. Он тоже рвался на передовую, но в военкомате решили, что руки сапожника нужнее тылу – надо шить для солдат сапоги, возглавляемая им фабрика работала круглосуточно. В мае 1945-го со словами «с возращением, сынок» он трясущимися руками обнимал во дворе-колодце соседских сыновей. Младший из сыновей Таубинских, Михаил, был танкистом, погиб в 1943 году, очень долго о его судьбе ничего не знали.
Второй, пройдя всю войну, в родной дом вернулся не сразу – с фронта его прямиком этапировали в лагерь. – В начале войны он, уже будучи раненым, попал в окружение, – рассказывает про деда Ирина Таубинская. – Отступая, часть раненых наша армия оставила в домах местного населения. Вскоре село захватили немцы. К счастью, когда наступление уже пошло от Москвы, многие из той части спаслись. В какой-то момент дедушку поставили охранять склад. И тот, кто был с ним в окружении, пытался подговорить деда найти лазейки для воровства провианта. Дедушка отказался. Тогда на него написали донос, что он, прекрасно зная немецкий, в окружении был немецким пособником, возможно, и сейчас является диверсантом. Без суда и следствия деда признали шпионом, на 10 лет он попал в транзитно-пересыльный лагерь Ванино, под Магаданом. Реабилитировали его только в 1953-м. Средний сын Шолом прошел всю войну от рядового до офицера авиации. Отстаивал Сталинград. Но и он не сразу вернулся домой. После Победы его часть несколько лет базировалась под Берлином. Домой он вернулся уже с сыном, еще в войну женился на своей однополчанке.
Братская память
– Наша семья переехала в Москву в 1920-х годах. В каждой квартире – ватага детей. Вечерами взрослые любили передохнуть во дворе после работы. Там было «броуновское движение». Говорят, что атмосфера была очень похожа на ту, что описана в романе «Дети Арбата». А после войны дядя вдруг заметил, что двор опустел. Стали перечислять тех, кто не вернулся. Не осталось ни одной квартиры, где не было бы потерь, – рассказывает Ирина Таубинская. – Тогда Шолом решил установить мемориальную доску в память о брате и всех тех, с кем он рос в этом маленьком, прогретом солнцем дворе, но кому не суждено было вернуться домой. Жители его единодушно поддержали.
Конечно, со временем большинство жителей двора разъехалось. Но каждый год 9 Мая уже поседевшие и постаревшие дети этого двора собираются с цветами у памятного знака.
– Сейчас в живых остались только потомки тех, кто устанавливал знак, – говорит Ирина Таубинская. – Мы тоже приходим сюда 9 Мая и семьями, и врозь, чтобы положить цветы и поклониться. Моя дочь, уже правнучка тех трех братьев, живет в Праге. Прилетая на родину на каникулы, она в первый же день бежит сюда с букетом нарциссов. Потому что память – это важно.
